В одном из интервью Елена сказала, что мемуарист должен стать чем-то вроде чеховской Душечки – разделять убеждения своего героя, его взгляды. Хочется добавить, что ещё и любить. Но про любовь всё становится понятно с первых же страниц – этим чувством, так же как и нежностью, пронизаны все воспоминания о героях книги. О безвозвратно ушедшем поколении шестидесятников, бунтующих, ранимых, жаждущих свободы. Всего в книге изображены 14 человек, чьи фамилии много значили для их современников: от академика Лурье до Алексея Германа и Беллы Ахмадулиной. Но больше всего написано о Довлатове – воспоминания об эстонском периоде творчества, о дружбе. И всё это на фоне тёплой переписки и бережного, максимально объективного отношения к своему герою.

Воспоминания – жанр сложный, особенно когда главного участника событий уже нет в живых и он не может ни подтвердить, ни опровергнуть, ни оценить произведение. Спасением становится либо безусловная любовь к герою, либо скрупулёзный профессиональный анализ. В книге Гениса есть и то и другое. Он назвал своё произведение филологическим романом: автор не комментирует напрямую, но подсвечивает творчество Довлатова меткими примечаниями, фактами биографии и изображением общей атмосферы третьей волны эмиграции. Все герои, писатели, публицисты (да и сам автор) знакомы читателю ещё по довлатовским текстам. И даже сам стиль Гениса – немного отсылка к ним – к остроумным и неожиданным метафорам, кратким и чётким формулировкам. Но всё это – без ощущения вторичности. Возможно, потому что о Довлатове просто нельзя писать сложно, витиевато и пафосно. И без искренней, местами сострадающей, местами восхищённой любви.