В основу сценария замечательной лирической комедии легла одноименная пьеса сибирского актера и драматурга Владимира Гуркина. Самое интересное, историю семьи Кузякиных, автору выдумывать не пришлось — сюжет был взят, как говорится, с живой натуры: списан с его соседей по дому из шахтерского городка Черемхово Иркутской области. Даже имена и фамилию главных героев драматург не потрудился изменить, оставив все как есть. Впрочем, как и живые фразы, впоследствии растасканные на цитаты. 

Уже окончив театральное училище, став актером, Володя Гуркин в 1976 году приехал погостить к родителям и узнал о колоссальном скандале в семье соседей. Получив травму на производстве, шахтер Василий Кузякин по путевке отбыл в санаторий, где внезапно угодил в омут курортного романа. Супруга Надюха, мать троих детей, понятное дело, бесилась и голосила чуть ли не на весь городок: «Вы поглядите на него, бесстыжего! Поехал лечить органы движения, да заодно и подженился там! Поотрывать бы вам эти органы движения!..» Об измене супруга Надежда узнала случайно: после возвращения с юга Василию стали приходить письма из другого сибирского города. На вопросы Кузякин отмахивался, мол, «от нового приятеля с курорта». Одно из писем жена вскрыла — оказалось, «приятель» — женского пола. В праведном гневе Надежда выставила мужа за порог. Но ненадолго — через два месяца простила…

После выхода картины в прокат Владимир Гуркин при встрече с давно помирившимися Кузякиными спросил, не в обиде ли они на него. Мало ли что… Василий с Надеждой, ставшие местными живыми достопримечательностями, ответили, что претензий не имеют. Ну а бабу Шуру и дядю Митю автор пьесы списал с родных бабушки и дедушки. Сюжет прямо-таки рвался на бумагу — пьеса сложилась резво и легко.

Спектакль несколько лет с успехом шел в «Современнике», когда однажды едва ли не случайно на него попал Владимир Меньшов. Режиссер, получивший «Оскар» за картину «Москва слезам не верит», болезненно переживал подначки и укоризны многих кинематографистов, искренне недоумевавших, как «низкопробное примитивное кино» могло отхватить за океаном столь весомую награду. И не стеснявшихся говорить об этом Меньшову в глаза. Режиссер пристально искал материал для новой ленты, чтобы доказать себе и миру, что взял «Оскар» по праву и умеет снимать кино высокой пробы. Во время спектакля он понял, что нашел литературный материал, достойный экранизации: «Я смотрел «Любовь и голуби», смотрел на игру Дорошиной в роли Надюхи, начинал то плакать, то истерично хохотать — и ничего не мог с собой поделать! Понял, что сниму эту картину».

Уже на следующий день Владимир Меньшов позвонил автору пьесы и предложил ему засесть за сценарий. Через неделю прилетел в Омск, где тут же выяснилось, что Владимир Гуркин сценарии писать вовсе не умеет. Однако навалившись вдвоем, режиссер-оскароносец и провинциальный автор сдюжили и выдали на-гора великолепный сценарий — основу будущего фильма, неизменного любимца отечественных зрителей.

Меньшов изначально задумывал «Любовь и голуби» как кино в шукшинском стиле — неторопливое и душевное, теплое. Но такая манера и ритм подачи материала никак не срастались с фактурой, живой тканью сценария. Перестройка съемок происходила на ходу: появились маскарадные хороводы и кадриль, подчеркнуто гротескные костюмы героев, «первый парень на селе» — сам Владимир Меньшов с огненно-рыжим чубом, объявлявший очередную «фигуру». Пикантная деталь: этот залихватский чуб режиссер соорудил сам, надев задом наперед парик Людмилы Гурченко и прикрыв его кепкой. В итоге, как и рассчитывал Меньшов, картина «Любовь и голуби», в отличие от прямолинейного повествования фильма «Москва слезам не верит», приобрела милую эксцентрику и театральную условность с элементами комедии положений и бурлеска.

В роли главной героини, шебутной Надюхи Кузякиной, режиссер никого не видел, кроме Нины Дорошиной, блестяще исполнявшей ее в «Современнике». Правда, согласилась актриса не сразу — узнав, что ее экранную соперницу Раису Захаровну приглашена сыграть Гурченко, с которой Дорошина долгие годы конфликтовала. Но обаяние Меньшова победило амбиции обеих — и обе женские роли стали жемчужинами фильма.

Невероятно, но факт: Нине Дорошиной ко времени съемок было уже 50 лет, а бабе Шуре, актрисе Наталье Теняковой, супруге Сергея Юрского, в вечном затрапезном зипуне и огромных галошах, — всего 40. Все-таки советские гримеры всегда были мастерами высокой пробы…

На роль Василия пробовались несколько актеров, включая Сергея Юрского. И все показались режиссеру неубедительными. Хотя Юрский в итоге был приглашен сыграть дядю Митю, и, будучи интеллектуалом и интеллигентом, настолько гениально перевоплотился в сибирского деда-хохмача, что при одном только появлении в кадре вызывает у зрителей улыбки разных широт, переходящие в отчаянный хохот. Особенно стоит ему выдать нечто свое знаменитое: «Так… День взятия Бастилии впустую прошел…», «Ух ты, а ей уж восимисить?!», «Что характерно — обнаглели!», «Девки в баню, я на баню — и ногами тарабаню!», «Извините, что помешал вам прятать деньги…»

И еще. На съемках в Карелии во время обеда Сергея Юрского в образе дяди Мити не пустили в кафе перекусить — официанты приняли его за натурального пьянчужку. С разъяснениями пришлось выступить режиссеру — инцидент был улажен. Великая сила искусства! И мастерство великого Юрского… 

С первых слов, которые произнес на пробах Александр Михайлов, режиссер не удержался и воскликнул: «Вот он — наш Вася!» Немудрено, ведь актер вырос в Сибири, прекрасно знал ухватки и говорок тамошних мужиков и вписался в роль моментально и органично. Александр Фатюшин, считавший, что роль Кузякина должна была достаться только ему, смертельно обиделся на Меньшова, ведь тот даже не пригласил его на пробы. Но после премьеры подошел к режиссеру, искренне поздравил с успехом и сказал: «Да, Володя, ты победил…» 

В поисках натуры Владимир Меньшов изрядно помыкался по стране. Его не вдохновили ни окрестности Иркутска, родины настоящих Кузякиных, ни другие сибирские места. Режиссер к месту вспомнил Карелию, окрестности Онежского озера, где работал в молодости — там, в окрестностях Медвежьегорска, у речушки Кумсы увидел дом и понял, что нашел идеальный вариант для съемок. Дом был обитаемый, но хозяева пустили в свои владения съемочную группу, а сами как ни в чем не бывало продолжали заниматься хозяйством и вести обычную жизнь, стараясь не попадать в кадр. Правда, голубятни в хозяйстве не было, пришлось ее соорудить. И заселить действительно породистыми дрессированными голубями — ключевым символом картины, — привезенными из Москвы. 

Курортные приключения отсняли в Батуми поздней осенью, температура воды была всего +14 градусов. Массовкой выступили представители местного клуба моржей, а вот дублеров для Михайлова и Гурченко не нашлось — им пришлось нырять и плавать в такую холодину самостоятельно. Неожиданную сцену, где Василий Кузякин с широкой улыбкой спиной открывает дверь собственного дома и тут же падает в море, снимали, соорудив прямо на пирсе макет стены с дверью. Через десять секунд Василий, уже голый, должен был всплыть рядом с Раисой Захаровной — под водой его должны были быстренько раздеть водолазы. Но узел галстука затянулся намертво, вместе с ним никак не удавалось стянуть и костюм… Поняв, что происходит нечто ужасное, Людмила Гурченко закричала: «Спасайте Михайлова!» Однако актер, уже начавший задыхаться, увидел на поясе водолаза нож и успел разрезать треклятый галстук…

Но все же не эта опасная для жизни заминка под водой стала для Александра Михайлова самой трудной на съемках. По его признанию, тяжелее всего актеру далась сцена, где он рассказывает младшей дочке про поселкового дурачка Володьку, которого так любили голуби, что прилетели на гроб, когда убитого Володьку хоронили. Дело в том, что в поселке Оловянная в Забайкалье, где рос Саша Михайлов, жил такой же вот умственно отсталый мальчик Доржо, бурят. Сверстники всячески издевались над ним и обижали, однажды забросали камнями — бросил камешек и Михайлов. Все перепугались, когда увидели на лице Доржо кровь, а сам он после этого пропал. Неужели убили?! «Поздними вечерами мне часто казалось, что он смотрит на меня в окно, так что я прятался под кроватью», — вспоминал Александр Михайлов. Вскоре семья Михайловых уехала из Оловянной, только много лет спустя актер побывал в поселке, и кто-то из одноклассников рассказал, что Доржо вернулся и прожил тут лет 15… «Какое же я испытал счастье! — признался актер. — Ведь проклятое воспоминание о том, как кинул в него камень, я носил в себе почти 60 лет!» 

…«Любовь и голуби» в двухсерийном формате Госкино неоднократно возвращало на доработку, редактуру и сокращения. Особенно если вспомнить, что по стране тогда чугунной поступью шла печальной памяти антиалкогольная кампания, а в фильме, как казалось цензорам, вино и пиво льются рекой. И вообще посчитали, что Меньшову изменило чувство вкуса — но режиссер уперся: «Ничего переделывать не буду!» Его отстранили от работы, поручив монтаж совершенно посторонним людям, но, отсмотрев перемонтированный материал, киноначальники пришли в ужас — и позвали Меньшова обратно. В результате свирепой борьбы из картины было удалено всего несколько сцен, в итоге фильм стал односерийным и получил прокатное удостоверение.