Термином «социальный капитал» определяют, насколько эффективны группы людей. Это может быть население маленькой деревни, многоквартирный дом или граждане целой страны. Эффективны они или нет, зависит от того, доверяют ли представители группы друг другу, готовы ли они сотрудничать и оказывать взаимопомощь, разделяют ли ценности и нормы. Государство определяет законы, по которым живут люди, а сами люди — неформальные правила взаимодействия. Если в группе все считают, что в сложной ситуации действовать нужно «всем миром», группа будет эффективной, а если главное правило — «человек человеку волк», социальный капитал стремится к нулю.

Москвичи не дружат с соседями и часто даже не знают, как зовут человека из квартиры напротив. Ученые выяснили, что в столице царит тотальное отчуждение — меньше 1% горожан считают, что людям можно доверять. Особенно ярко это проявляется в отдаленных районах. И если в подъезде среднестатистической алтуфьевской девятиэтажки сломается лифт, а ЖЭК его не отремонтирует, жителям будет сложно договориться и предпринять совместные усилия, чтобы лифт заработал. При этом, оказавшись в центре, москвичи ощущают себя в безопасности. То есть если на Тверской кому-то станет плохо, жители той самой девятиэтажки в Алтуфьево скорее объединятся друг с другом и с жителями Тушино, чтобы оперативно оказать незнакомцу первую помощь.

Интересно, что, когда россияне действительно объединяются в случае бездействия ЖЭКа или мэрии, они склонны заменять собой органы власти. Ведущий исследователь социального капитала Леонид Полищук часто приводит пример, когда предприниматели из города Шарьи Костромской области сложились и отстроили заново обветшалый мост через реку Шарьинку. Местные власти отказались его ремонтировать, сославшись на нехватку денег в бюджете. А 30 бизнесменов не только справились с задачей, но и сделали это за 300 тысяч рублей, хотя администрация оценила проект в 13,5 миллиона.

Казалось бы, решительности шарьинских предпринимателей можно только порадоваться. Но не все так просто, утверждает Полищук. Эта ситуация отражает печальное положение дел: вместо того чтобы призвать власть к ответственности, горожане предпочитают взять дело в свои руки. А мэрия этому только рада: и мост стоит, и деньги в бюджете. Хороший социальный капитал — это не только капитал человеческий, совокупность знаний и умений представителей группы, и не только их добрые отношения. Это еще и качественные институты, которые помогают применить ресурсы, накопленные в обществе. Власть в любой стране неидеальна, но если бы между бюрократами и жителями Шарьи был налажен диалог, предприниматели могли бы потратить свои деньги на развитие полезного для города бизнеса или на благотворительность, а не решать за мэрию задачи, которые ей поручили налогоплательщики.

Власти Шарьи расслабились, а через пару лет после ремонта моста в 2013 году разрушилась дорога в город, и тут шарьинские бизнесмены уже ничего поделать не смогли.

Перевести человеческие отношения в цифры непросто. Но неслучайно говорят именно о капитале — экономической стоимости, которая вырастает из взаимодействия в группе. Стратегия измерения зависит от того, какой вопрос ставит перед собой исследователь. Так, социальный капитал проявляется не только в способности помогать окружающим и действовать сообща, но и в уровне гражданственности. А она, в свою очередь, отражается на таких показателях, как явка на выборы. Любые действия, которые человек выполняет не ради самого себя, а для общего блага, падают в копилку социального капитала. Поэтому о хорошем социальном капитале мы можем говорить там, где люди активно участвуют в общественной деятельности, выступают добровольцами, организуют кружки и другие объединения, совместными усилиями устраивают праздники для сообщества.

Иногда влияние социального капитала на экономику можно увидеть непосредственно. Например, посмотреть на то, как исправно люди оплачивают штрафы за неправильную парковку — это многое говорит о царящих в обществе ценностях. Интересное исследование провели экономисты Рэй Фишман и Эд Мигель. В течение пяти лет дипломатические машины в Нью-Йорке пользовались иммунитетом — машину можно было парковать где угодно и как угодно с правом не платить штраф. Исследователи взяли базу данных и выяснили, как вели себя дипломаты из разных стран. Жители Скандинавии исправно платили штрафы, несмотря на иммунитет, а дипломаты из Латинской Америки не только не платили, но и частенько парковались так, что загораживали проезд машинам скорой помощи и пожарным. Фишман и Мигель нашли корреляцию между таким поведением и уровнем коррупции в странах, откуда дипломаты приехали в Нью-Йорк: чем этот уровень ниже, тем сознательнее вели себя водители. А когда в 2002 году иммунитет отменили, число неоплаченных штрафов сократилось на 95%, а культурные различия перестали заметно влиять на решение о парковке.

Измерить социальный капитал помогают не только социальные опросы и архивы, но и базы данных интернета. Так, в 2016 году экономисты Сергей Гуриев и Никита Мельников доказали, что россияне тем социально активнее, чем ближе они к зоне конфликта на Украине. Для этого исследователи использовали статистику поисковых запросов «Яндекса» и выделили те, которые демонстрируют интерес к просоциальному поведению: «донорство крови», «детский дом», «уход за детьми и усыновление», «благотворительная организация». При этом эмпатию таким образом проявляли жители не только пограничных, но и просто близких к Украине регионов.

Исследователи часто обращают внимание на то, как на формирование социального капитала влияют исторические условия. Например, Леонид Полищук с коллегами из Высшей школы экономики Тимуром Надховым и Артемом Едачевым проанализировали данные опроса, проведенного ФОМом в 45 регионах России. Они выяснили, что современные россияне, которые тесно общались в детстве с отцами и особенно дедами — ветеранами Великой Отечественной, выросли более либеральными и ответственными в отношении окружающей среды — своего дома, двора и района. Они склонны считать человека хозяином своей судьбы, проявляют честность и настроены менять общество к лучшему. Так трагедия войны парадоксальным образом положительно отозвалась в нашем обществе.

Показательны ситуации в регионах с характерным культурным наследием. Например, оказывается, что даже сегодня в пределах бывшей черты оседлости, где с 1791 по 1917 год вынуждены были селиться восточноевропейские евреи, население более консервативно в политических взглядах, но при этом люди доверяют друг другу сильнее, чем к востоку от этой черты. При этом сама политическая граница давно стерта, а евреев в регионе осталось немного. А ценности жителей Восточного Берлина сильно отличаются от ценностей жителей Западного, хотя с падения Берлинской стены прошло почти 30 лет. Исследователи считают, что люди, выросшие в ФРГ, передают свои установки детям, и чтобы разница размылась, должно пройти около полувека.

Классическое исследование такого рода — книга Роберта Патнэма, Роберта Леонарди и Рафаэллы Нанетти «Чтобы демократия сработала: Гражданские традиции в современной Италии». Принстонский профессор Патнэм одним из первых стал исследовать социальный капитал (сам термин ввел в 1980 году французский социолог Пьер Бурдьё) и наглядно продемонстрировал, как культурно-политическое наследие влияет на поведение групп. Он сравнил север Италии, где исторически процветали города-республики, и юг, который до начала XIX века был Неаполитанским королевством. В северных регионах богатая культура самоуправления и множество кружков и ассоциаций — от футбольных клубов до хоровых групп, а экономика гораздо более развита. На юге главная форма сообщества — семья, «клан», а местные власти контролирует мафия. Иерархическая структура мафии отражает, по мысли Патнэма, феодальное прошлое региона. А на севере структура власти гораздо более горизонтальная и в нее активно вовлечены граждане. Вывод: благосостояние не может породить гражданское общество, а вот гражданское общество — источник благосостояния.

На качество социального капитала влияют и культура, и политика, и технический прогресс, поэтому разные факторы могут одновременно стимулировать и тормозить его развитие.

Сегодня мы видим, как жизнь изменили социальные сети. Появились новые авторитеты — популярные блогеры. И их виртуальная репутация легко монетизируется — не только в форме рекламы, но и когда онлайн-звезда собирает пожертвования. В «Фейсбуке» собрать деньги на помощь ребенку получается гораздо быстрее, чем через благотворительные организации. В интернете люди активнее проявляют гражданскую позицию, и многие массовые акции гражданского протеста возможны только благодаря соцсетям. При этом ученые утверждают, что люди, которые общаются в интернете с небольшой группой близких друзей, гораздо реже выходят на митинги, чем те, у кого виртуальных друзей много. Это так называемая сила слабых связей, которая делает людей более открытыми, позволяет им выйти за пределы своего «клана».

В то же время урбанизация и новые технологии уничтожают традиционные формы социального капитала. У жителей больших городов, которые часами добираются на работу и стоят в пробках, часто не остается времени и эмоциональных ресурсов на то, чтобы подружиться с продавцом в булочной у дома или посидеть с соседскими детьми. А участие в жизни сообщества им часто заменяет все тот же интернет.

Изучение социального капитала — новая область в экономике и социологии, поэтому многие причинно-следственные связи еще не ясны. С одной стороны, эффективное государство, которое создает хорошие институты, поощряет рост социального капитала. Очень важны государственные инвестиции в науку и предпринимательство. Когда талантливые молодые люди знают, что профессия инженера или физика-теоретика обеспечит им достойное будущее, они охотнее пойдут в науку или освоят техническую специальность, а через 10 лет общество воспользуется их открытиями. В России же сегодня самые высокие баллы ЕГЭ у абитуриентов юридических факультетов и институтов госуправления.

Возможность честного предпринимательства стимулирует инновации и общественно полезную деятельность. А если бизнесмен постоянно сталкивается с бюрократией и коррупцией, он будет стремиться только достать подешевле и продать подороже и желательно ничего при этом не производить. В то же время качественная система судебной власти и стимуляция предпринимателей приводят к тому, что они больше доверяют друг другу. Когда человек знает, что, если его партнер нарушит соглашение, дело можно будет легко и быстро решить через суд, он легче заключает устные сделки и не стремится обезопасить себя многостраничными контрактами. То есть чем меньше бюрократии сверху, тем меньше волокиты и со стороны граждан — главенство закона стимулирует более честные неформальные правила игры. С другой стороны, как в истории с шарьинским мостом, социальный капитал позволяет решить проблемы, когда государственные институты неэффективны. Но в таких ситуациях ученые говорят о двух стратегиях поведения. Вслед за американским политологом Альбертом Хиршманом их называют «голос» и «уход». Предприниматели Шарьи не подали голос и не призвали администрацию к ответственности, а нашли альтернативное решение проблемы, то есть ушли от диалога с мэрией. Власти такая стратегия выгодна, и часто государство поощряет гражданские инициативы именно для того, чтобы дальше бездействовать. Но это недальновидно, ведь социальный капитал — истощимый ресурс. Эксплуатировать его, не давая ему развиваться, можно, но недолго. Сначала люди продолжают уходить — так происходит, к примеру, «утечка мозгов». Но когда ресурс истощается окончательно, это выливается в протесты и даже революции.

В любом случае забота о личном социальном капитале приносит только пользу. Когда мы выходим за пределы заботы о себе и своем «клане», занимаемся волонтерством и благотворительностью, собираем группы по интересам и проявляем активную гражданскую позицию, мы обретаем связи, которые обязательно помогут нам в будущем. И все же речь тут не только о прагматической выгоде. Доверие к соседям, открытость к самым разным, непохожим на нас людям позволяют нам чувствовать себя в безопасности. А ощущение безопасности — неотъемлемая составляющая счастья.